![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Entry tags:
По случаю случившегося случая
Прочитав "Случай Дорошенко: опыт покаянного ответа ученому собрату" Ю.Малецкого (три печатных листа в ответ на мои несчастные три четверти) в Прощеное воскресение, спешу сказать несколько слов, укладывающихся в ответно покаянный формат. Более развёрнутые тезисы, которые в него не очень укладываются, пока что "замнём для ясности" (c) Ю.М. До Пасхи, по крайней мере. А может, навсегда.
Но прежде всего об удивившей меня справке редакции "Континента": "поскольку ответа господина Дорошенко мы так и не дождались, как не дождались и дальнейших его на эту тему текстов в ЖЖ". Ответ на самом деле был дан - тем же средством коммуникации, то есть ответом на приватное сообщение Livejournal, потому что указанный для связи адрес электронной почты не отвечал яко не сущий. Отсутствие же ответа на мой ответ было понято как отсутствие встречных вопросов.
Правда, желания перерабатывать текст для журнальной публикации (разгружая от "словаря падонков" и остроумных фраз типа "упала челюсть", "в натуре", а главное, от слишком резких полемических выпадов и от намёков, понятных лишь узкой подгруппе из числа моих ЖЖ-френдов), у меня действительно не было - да и окончание я выложил в сети только после и в связи с отповедью Малецкого. Именно потому, что говорить на тему, о которой считает необходимым говорить Юрий Иосифович, у меня нет никакого желания (причины вкратце ниже, подробнее - позже), а у него - в чём он сам признаётся - нет желания говорить на ту тему, которой посвящена моя реплика и которой он походя касается в своём "романе о романе". Кому нужны два параллельных тоннеля за ту же цену, два монолога на разные темы, авторы которых делают вид, что ведут диалог на одну? Уж лучше и впрямь, как мечтает автор "Случая Дорошенко", столкнуть лбами Дорошенко с Кротовым и позабавиться со стороны над гладиаторскими боями. Хотя, во-первых, ничего интересного не будет (см. здесь или здесь), а во-вторых, на эту тему бои едва ли состоятся. И вовсе не из-за мнимой "общей антипатии к малецким и симпатии к "Переводчику"", как предполагает Юрий Иосифович, а по причине прямо противоположной: это они с отцом Яковом по разные стороны одного барьера - а я не то, чтобы поверх, но, скажем так, в стороне.
Но об этом ниже.
Сперва о покаянном.
Я был не прав, позволив себе выражения типа "полуправда, скатывающаяся в явную ложь", которыми, по мнению Ю.И.Малецкого, ""позиционирую" его как лжеца, потому, что тот, кто скатывается в явную, то есть заведомую ложь, называется лжецом.. Не уверен, правда, что слово "позиционировать" здесь уместно, поскольку круг читателей Малецкого многократно шире, чем читателей Дорошенко (и следовательно, скорее он "презентует" меня в "Континенте", "позиционируя" при этом как грубияна, хама и зарвавшегося юнца, мнящего себя крутым специалистом в области "литургического богословия"). Да и лжецом, как мне по наивности казалось, называют человека, который не "скатывается в явную ложь" (будучи , возможно, в самом начале этого процесса), а уже скатился, причём в том и только в том случае, когда эта ложь становится уже не "казусом", а позицией. Но дело не в этом. Из-за ошибочно принятых предпосылок мне казалось очевидным, что "Малецкий" как образ автора "Дела Штайна", о котором единственно и шла речь в моей заметке, и Ю.И.Малецкий как биографическое лицо - предметы хотя и не столь принципиально разноплановые, как Штайн и Руфайзен, но, по крайней мере, не отождествляемые. И поскольку первый, в отличие от второго, не обладает субъектностью и свободой воли, то выражение "заведомая ложь" к нему попросту не применимо. "Малецкий", о котором шла речь, не существует в отрыве от анализировавшегося текста - но тут уж квод скрипси топором не вырубишь.
Именно поэтому я, принадлежа таки к "узкому кругу" (c) читателей Малецкого, тем не менее не выходил за рамки даже не самого "романа о романе", а только интересовавшей меня линии (за что и отгрёб от Ю.М. дополнительную порцию язвительных упрёков). В то время, как автор "Случая Дорошенко" говорит о нелюбви своего оппонента к диакону Кураеву, о чём в тексте "Казуса Малецкого" нет ни слова (о Дворкине говорится, но их с Кураевым внешне спутать ещё труднее, чем Маркса с Энгельсом). То бишь полемика ведётся не с текстом, а с автором (а значит, замечу в скобках, обвинения в хамстве etc направлены в мой персональный адрес... "ну, одной шишкой больше. Но вообще - всё не так, ребята" (c)).
Мой промах (амартия, сиречь грех) в том, что у нас с Малецким были разные системы координат. Не проговорив этого ясно, я дал ему основания воспринять ряд выражений и саму полемику на свой счёт. По сути, действительно адресовал их ему, пусть и непреднамеренно. В чём и приношу свои искренние извинения.
И разумеется, у меня нет и не было никаких сомнений в том, что Юрий Иосифович читывал "Дидахи", стаивал на Литургии апостола Иакова и даже знает, с какого столетия в чин литургии введён Символ веры. А если прочесть несчастные три четверти авторского листа "не по диагонали", то легко заметить, что такие сомнения не высказывались и в адрес "Малецкого-вычитываемого-из-текста"...
Я был не прав, высказав неуверенность относительно жанровой принадлежности "Дела Штайна": "статья? очерк? эссе? жанр на трезвую голову не сформулируешь". Совет Юрия Иосифовича сходить в ближайший магазин, чтобы поправить дело, приберегу до личной с ним встречи, а в качестве не-оправдания-а-токмо-объяснения скажу, что сия характеристика первоначально относилась к "новомирскому" дайджесту, на роман не тянувшему. И не по вине редактора, неверно интерпретировавшего выделение жёлтым маркером, а исключительно по причине тупости моего "внутреннего редактора" она осталась в жж-шной заметке. Правда, претензии насчёт декларированной "романности" у меня таки имеются - ноаффтар ауктор локута - кауза, так сказать, финита...
Я также был не прав, атрибутировав его как "постмодернистский дискурс", каковым он является по внешним признакам. Как становится ясно из "Случая Дорошенко", отношение автора к своему тексту, как и к тексту Улицкой, принципиально иное. Оказывается, он пишет "из прекрасного далека" не только в гоголевском смысле, но и в том, о котором говорит применительно к своему недостойному оппоненту-Дорошенко: из "того элизиума теней - или цирка на сцене", из девятнадцатого века, где возможны "откровенно идеологические романы типа "Что делать?" или "Хижина дяди Тома", способные взорвать общественную ситуацию", где на общественное сознание влияют книги, а не реклама, картинка теленовостей и проплаченные рейтинги интернет-порталов, где целевая аудитория печатной продукции настолько девственна и неискушённа, что покупается на резонёрство в беллетристической обёртке и может обратиться "в новую веру" под впечатлением прочитанной книжки. В моём двадцать первом - увы или к счастью - выработана совсем другая культура чтения, идеологическое неизбежно становится диалогическим и Чернышевский оказывается необходимым восполнением до целостности для Оруэлла, а "Хижина дяди Тома" - для "Унесённых ветром". Ругаемая Малецким постмодернистская "смысловая горизонталь" при всех её изъянах хороша тем, что позволяет читателю подняться над ней, не подчиняет авторскому диктату. Литература сегодня не миссионерствует, а даёт пищу для ума. По моему неумному ИМХу это скорее позитив. По крайней мере, именно поэтому я могу позволить себе роскошь не бить в набат по поводу "Переводчика" (которого я читаю как роман о кризисе веры и трагической борьбе с ним), а сосредоточиться на походя задетом (и Малецким, и самой Улицкой) отце Даниэле Руфайзене. (Между прочим, "Лесков с его "Левшой"" не так уж далеко отстоит от "постмодернизма", как считает автор. Я, во всяком случае, исповедую ересь, согласно которой "сказ" - это ориентация прежде всего на "чужое" (идеологически) слово и лишь затем - на слово устное как на дополнительное средство дистанцирования автора от рассказчика, его устранение)
Но на недоуменное "Я декадент? се новина для мене!" отвечу: несомненно, "Дело Штайна" постмодернистская вещь - в том же смысле, в каком Иван Франко действительно декадент. В смысле талантливого эксплуатирования художественных средств и приёмов, порождённых идеологически чуждым и враждебным автору направлением. К "Случаю Дорошенко" это тоже в полной мере относится. Кроме шуток - читая, испытал не слабое эстетическое наслаждение. Ну вот, например (известный приём - но как виртуозно проделан). Автору явно хочется задать вопрос - а кто ты, юнец недосорокалетний, вообще такой? С самого начала и на протяжении всего текста он прочитывается между строк. Но ведь прямо не напишешь "некто Дорошенко" - сразу же вспоминаются слова В.Шкловского при обсуждении статьи В.Полонского "Леф или блеф": нельзя употреблять выражения вроде "некий Родченко"; если Полонский не знает Родченко, то это факт биографии не Родченко, а Полонского. Поэтому всю дорогу воздерживаясь от таких вопросов и выражений, Малецкий с помощью фигуры умолчания формулирует их в сознании читателя ещё отчётливей, а под конец таки взрывается контрапунктом в виде перевёртыша: "тов. Дорошенко, богослов в авторитете. Очень компетентный человек. Жаль, что папа Ратци о нем не слыхал. Напрасно - Дорошенко вправил бы ему его ИМХО, столь ценящее бессмысленный, а потому глубокий символизм". Чем окончательно расставляет точки над "ё".
(Да, заодно прошу прощения и у Святейшего Отца. Разумеется, символически и бессмысленно - потому что он обо мне действительно не слыхал. Оно и к лучшему. Малецкий вот услыхал, но радости ему это не доставило...)
Кстати, то своё выступление Шкловский начал с утверждения, что "Леф или блеф" - плохое название, так как эксплуатирует банальную ассоциацию. В этом смысле "Казус Малецкого" - очень плохое название, достойное разве что второкурсницы провинциального журфака, подрабатывающей в местном таблоиде. Если бы я писал не заметку в ЖЖ с полуторастами френд-оф - всё равно, что на заборе за пустырём - в жисть его б не использовал. "Случай Дорошенко" - тоже плохое название, но автор использует его сознательно, в пародийном ключе, ещё до первых строк дискредитируя "некоего Дорошенко", который не только пишет фигню, но и фигово её называет. Ещё одна мáстерская многоплановая интертекстуальная конструкция!
Однако не разделяя постмодерн как идеологию, Малецкий требует отношения к своему внешне постмодернистскому тексту вне парадигмы постмодернизма. На что, разумеется, имеет полное право. А я, напротив, не имел никакого основания отделять "Малецкого-из-текста" от Малецкого-биографического лица, коль последнее не дало на такое отделение "добро". В чём паки приношу свои извинения.
И всё же выскажусь вкратце о сути нашей с Юрием Иосифовичем псевдополемики, каковой она мне представляется.
Борхес поведал нам о существовании двух совершенно разных и несопоставимых друг с другом текстов, совпадающих до последней буквы и тильды, но отличающихся авторами и временем написания - романах "Дон Кихот" Сервантеса и Пьера Менара. Собственно, "Пьер Менар, автор "Дон Кихота" мог бы стать отправной точкой для разговора и о постмодерне, и о возможности в наше время "идеологического романа". Сейчас лишь отмечу, что мы с Малецким тоже говорим о разных текстах: он - о "мессе" Даниэля Штайна (в том числе, хотя и не в последнюю очередь), я - о мессе скомпилированной (а реконструкция, Юрий Иосифович, в таких случаях как раз и осуществляется путём компиляции скупых разрозненных свидетельств, дошедших сквозь толщу веков) Даниэлем Руфайзеном (предположительно) и априори не связанной с "богословием" (вот, даже кавычки по требованию грозного критика поставил...) Улицкой-Штайна, хотя, как я показал во второй части, некоторые вещи, подобные озвученным устами Штайна, Руфайзеном действительно высказывались - но вот контекст имеет мало общего с Улицкой, а экстраполируемые выводы тем паче.
Почему автор этого не видит, почему постоянно пытается вовлечь мои слова в чуждый контекст и навязать разговор на тему, которой я принципиально избегал - не вем и дивлюсь. Вся его аргументация звучит примерно следующим образом:
И т.д., и т.п... Кто прочёл "Случай Дорошенко", не даст соврать, что я практически не утрирую. Логика автора именно такова.
"Понять другого, - высказывает предположение Юрий Иосифович, - мешает не столько трезвая голова, сколько само нежелание понимать другого, если ты его уже так удобно "спозиционировал", чтобы было красивее врезать стилем". Уже установив в качестве скринсейвера Великий канон Андрея Критского, признаю, что за мною такой грех водится. И даже допускаю, что и в данном случае он имел место быть (с поправкой на недоразумение, которое я попытался объяснить). Но очевидно, что и Малецкий платит мне взаимностью.
Неужели глючит не только e-mail и ЖЖ-шный приват, но и человеческая коммуникаторика? Так что без похода в ближайший магазин действительно не прийти ко взаимопониманию?
Крайне бы этого не хотелось.
Но прежде всего об удивившей меня справке редакции "Континента": "поскольку ответа господина Дорошенко мы так и не дождались, как не дождались и дальнейших его на эту тему текстов в ЖЖ". Ответ на самом деле был дан - тем же средством коммуникации, то есть ответом на приватное сообщение Livejournal, потому что указанный для связи адрес электронной почты не отвечал яко не сущий. Отсутствие же ответа на мой ответ было понято как отсутствие встречных вопросов.
Правда, желания перерабатывать текст для журнальной публикации (разгружая от "словаря падонков" и остроумных фраз типа "упала челюсть", "в натуре", а главное, от слишком резких полемических выпадов и от намёков, понятных лишь узкой подгруппе из числа моих ЖЖ-френдов), у меня действительно не было - да и окончание я выложил в сети только после и в связи с отповедью Малецкого. Именно потому, что говорить на тему, о которой считает необходимым говорить Юрий Иосифович, у меня нет никакого желания (причины вкратце ниже, подробнее - позже), а у него - в чём он сам признаётся - нет желания говорить на ту тему, которой посвящена моя реплика и которой он походя касается в своём "романе о романе". Кому нужны два параллельных тоннеля за ту же цену, два монолога на разные темы, авторы которых делают вид, что ведут диалог на одну? Уж лучше и впрямь, как мечтает автор "Случая Дорошенко", столкнуть лбами Дорошенко с Кротовым и позабавиться со стороны над гладиаторскими боями. Хотя, во-первых, ничего интересного не будет (см. здесь или здесь), а во-вторых, на эту тему бои едва ли состоятся. И вовсе не из-за мнимой "общей антипатии к малецким и симпатии к "Переводчику"", как предполагает Юрий Иосифович, а по причине прямо противоположной: это они с отцом Яковом по разные стороны одного барьера - а я не то, чтобы поверх, но, скажем так, в стороне.
Но об этом ниже.
Сперва о покаянном.
Я был не прав, позволив себе выражения типа "полуправда, скатывающаяся в явную ложь", которыми, по мнению Ю.И.Малецкого, ""позиционирую" его как лжеца, потому, что тот, кто скатывается в явную, то есть заведомую ложь, называется лжецом.. Не уверен, правда, что слово "позиционировать" здесь уместно, поскольку круг читателей Малецкого многократно шире, чем читателей Дорошенко (и следовательно, скорее он "презентует" меня в "Континенте", "позиционируя" при этом как грубияна, хама и зарвавшегося юнца, мнящего себя крутым специалистом в области "литургического богословия"). Да и лжецом, как мне по наивности казалось, называют человека, который не "скатывается в явную ложь" (будучи , возможно, в самом начале этого процесса), а уже скатился, причём в том и только в том случае, когда эта ложь становится уже не "казусом", а позицией. Но дело не в этом. Из-за ошибочно принятых предпосылок мне казалось очевидным, что "Малецкий" как образ автора "Дела Штайна", о котором единственно и шла речь в моей заметке, и Ю.И.Малецкий как биографическое лицо - предметы хотя и не столь принципиально разноплановые, как Штайн и Руфайзен, но, по крайней мере, не отождествляемые. И поскольку первый, в отличие от второго, не обладает субъектностью и свободой воли, то выражение "заведомая ложь" к нему попросту не применимо. "Малецкий", о котором шла речь, не существует в отрыве от анализировавшегося текста - но тут уж квод скрипси топором не вырубишь.
Именно поэтому я, принадлежа таки к "узкому кругу" (c) читателей Малецкого, тем не менее не выходил за рамки даже не самого "романа о романе", а только интересовавшей меня линии (за что и отгрёб от Ю.М. дополнительную порцию язвительных упрёков). В то время, как автор "Случая Дорошенко" говорит о нелюбви своего оппонента к диакону Кураеву, о чём в тексте "Казуса Малецкого" нет ни слова (о Дворкине говорится, но их с Кураевым внешне спутать ещё труднее, чем Маркса с Энгельсом). То бишь полемика ведётся не с текстом, а с автором (а значит, замечу в скобках, обвинения в хамстве etc направлены в мой персональный адрес... "ну, одной шишкой больше. Но вообще - всё не так, ребята" (c)).
Мой промах (амартия, сиречь грех) в том, что у нас с Малецким были разные системы координат. Не проговорив этого ясно, я дал ему основания воспринять ряд выражений и саму полемику на свой счёт. По сути, действительно адресовал их ему, пусть и непреднамеренно. В чём и приношу свои искренние извинения.
И разумеется, у меня нет и не было никаких сомнений в том, что Юрий Иосифович читывал "Дидахи", стаивал на Литургии апостола Иакова и даже знает, с какого столетия в чин литургии введён Символ веры. А если прочесть несчастные три четверти авторского листа "не по диагонали", то легко заметить, что такие сомнения не высказывались и в адрес "Малецкого-вычитываемого-из-текста"...
Я был не прав, высказав неуверенность относительно жанровой принадлежности "Дела Штайна": "статья? очерк? эссе? жанр на трезвую голову не сформулируешь". Совет Юрия Иосифовича сходить в ближайший магазин, чтобы поправить дело, приберегу до личной с ним встречи, а в качестве не-оправдания-а-токмо-объяснения скажу, что сия характеристика первоначально относилась к "новомирскому" дайджесту, на роман не тянувшему. И не по вине редактора, неверно интерпретировавшего выделение жёлтым маркером, а исключительно по причине тупости моего "внутреннего редактора" она осталась в жж-шной заметке. Правда, претензии насчёт декларированной "романности" у меня таки имеются - но
Я также был не прав, атрибутировав его как "постмодернистский дискурс", каковым он является по внешним признакам. Как становится ясно из "Случая Дорошенко", отношение автора к своему тексту, как и к тексту Улицкой, принципиально иное. Оказывается, он пишет "из прекрасного далека" не только в гоголевском смысле, но и в том, о котором говорит применительно к своему недостойному оппоненту-Дорошенко: из "того элизиума теней - или цирка на сцене", из девятнадцатого века, где возможны "откровенно идеологические романы типа "Что делать?" или "Хижина дяди Тома", способные взорвать общественную ситуацию", где на общественное сознание влияют книги, а не реклама, картинка теленовостей и проплаченные рейтинги интернет-порталов, где целевая аудитория печатной продукции настолько девственна и неискушённа, что покупается на резонёрство в беллетристической обёртке и может обратиться "в новую веру" под впечатлением прочитанной книжки. В моём двадцать первом - увы или к счастью - выработана совсем другая культура чтения, идеологическое неизбежно становится диалогическим и Чернышевский оказывается необходимым восполнением до целостности для Оруэлла, а "Хижина дяди Тома" - для "Унесённых ветром". Ругаемая Малецким постмодернистская "смысловая горизонталь" при всех её изъянах хороша тем, что позволяет читателю подняться над ней, не подчиняет авторскому диктату. Литература сегодня не миссионерствует, а даёт пищу для ума. По моему неумному ИМХу это скорее позитив. По крайней мере, именно поэтому я могу позволить себе роскошь не бить в набат по поводу "Переводчика" (которого я читаю как роман о кризисе веры и трагической борьбе с ним), а сосредоточиться на походя задетом (и Малецким, и самой Улицкой) отце Даниэле Руфайзене. (Между прочим, "Лесков с его "Левшой"" не так уж далеко отстоит от "постмодернизма", как считает автор. Я, во всяком случае, исповедую ересь, согласно которой "сказ" - это ориентация прежде всего на "чужое" (идеологически) слово и лишь затем - на слово устное как на дополнительное средство дистанцирования автора от рассказчика, его устранение)
Но на недоуменное "Я декадент? се новина для мене!" отвечу: несомненно, "Дело Штайна" постмодернистская вещь - в том же смысле, в каком Иван Франко действительно декадент. В смысле талантливого эксплуатирования художественных средств и приёмов, порождённых идеологически чуждым и враждебным автору направлением. К "Случаю Дорошенко" это тоже в полной мере относится. Кроме шуток - читая, испытал не слабое эстетическое наслаждение. Ну вот, например (известный приём - но как виртуозно проделан). Автору явно хочется задать вопрос - а кто ты, юнец недосорокалетний, вообще такой? С самого начала и на протяжении всего текста он прочитывается между строк. Но ведь прямо не напишешь "некто Дорошенко" - сразу же вспоминаются слова В.Шкловского при обсуждении статьи В.Полонского "Леф или блеф": нельзя употреблять выражения вроде "некий Родченко"; если Полонский не знает Родченко, то это факт биографии не Родченко, а Полонского. Поэтому всю дорогу воздерживаясь от таких вопросов и выражений, Малецкий с помощью фигуры умолчания формулирует их в сознании читателя ещё отчётливей, а под конец таки взрывается контрапунктом в виде перевёртыша: "тов. Дорошенко, богослов в авторитете. Очень компетентный человек. Жаль, что папа Ратци о нем не слыхал. Напрасно - Дорошенко вправил бы ему его ИМХО, столь ценящее бессмысленный, а потому глубокий символизм". Чем окончательно расставляет точки над "ё".
(Да, заодно прошу прощения и у Святейшего Отца. Разумеется, символически и бессмысленно - потому что он обо мне действительно не слыхал. Оно и к лучшему. Малецкий вот услыхал, но радости ему это не доставило...)
Кстати, то своё выступление Шкловский начал с утверждения, что "Леф или блеф" - плохое название, так как эксплуатирует банальную ассоциацию. В этом смысле "Казус Малецкого" - очень плохое название, достойное разве что второкурсницы провинциального журфака, подрабатывающей в местном таблоиде. Если бы я писал не заметку в ЖЖ с полуторастами френд-оф - всё равно, что на заборе за пустырём - в жисть его б не использовал. "Случай Дорошенко" - тоже плохое название, но автор использует его сознательно, в пародийном ключе, ещё до первых строк дискредитируя "некоего Дорошенко", который не только пишет фигню, но и фигово её называет. Ещё одна мáстерская многоплановая интертекстуальная конструкция!
Однако не разделяя постмодерн как идеологию, Малецкий требует отношения к своему внешне постмодернистскому тексту вне парадигмы постмодернизма. На что, разумеется, имеет полное право. А я, напротив, не имел никакого основания отделять "Малецкого-из-текста" от Малецкого-биографического лица, коль последнее не дало на такое отделение "добро". В чём паки приношу свои извинения.
И всё же выскажусь вкратце о сути нашей с Юрием Иосифовичем псевдополемики, каковой она мне представляется.
Борхес поведал нам о существовании двух совершенно разных и несопоставимых друг с другом текстов, совпадающих до последней буквы и тильды, но отличающихся авторами и временем написания - романах "Дон Кихот" Сервантеса и Пьера Менара. Собственно, "Пьер Менар, автор "Дон Кихота" мог бы стать отправной точкой для разговора и о постмодерне, и о возможности в наше время "идеологического романа". Сейчас лишь отмечу, что мы с Малецким тоже говорим о разных текстах: он - о "мессе" Даниэля Штайна (в том числе, хотя и не в последнюю очередь), я - о мессе скомпилированной (а реконструкция, Юрий Иосифович, в таких случаях как раз и осуществляется путём компиляции скупых разрозненных свидетельств, дошедших сквозь толщу веков) Даниэлем Руфайзеном (предположительно) и априори не связанной с "богословием" (вот, даже кавычки по требованию грозного критика поставил...) Улицкой-Штайна, хотя, как я показал во второй части, некоторые вещи, подобные озвученным устами Штайна, Руфайзеном действительно высказывались - но вот контекст имеет мало общего с Улицкой, а экстраполируемые выводы тем паче.
Почему автор этого не видит, почему постоянно пытается вовлечь мои слова в чуждый контекст и навязать разговор на тему, которой я принципиально избегал - не вем и дивлюсь. Вся его аргументация звучит примерно следующим образом:
"Попытка Дорошенко уверить в том, что вся его цель - реабилитация светлой памяти Сервантеса и обличение лжи Малецкого и его хулы опять-таки на Сервантеса - не убеждает. Бум вокруг Менара никак не связан с Сервантесом, и если умный и искренний человек Дорошенко этого не понимает, то он или дурак, или лицемер, или и то и другое одновременно. Но нет, оба мы прекрасно понимаем, что читатель влюбился в Пьера Менара, с Менаром, а не с Сервантесом связан феноменальный успех "Дон Кихота", и только об этом как о сигнале духовного и интеллектуального бедствия и следует, в первую очередь, говорить, а не писать на заборе за пустырём трибуквычетверти печатного листа в защиту какого-то Сервантеса от кровожадного, беспощадного хулигана и очернителя, юных девушек растлителя Малецкого. Весь корпус моего текста, который Дорошенко залихватски перечёркивает своим "право, лучше бы он не упоминал о Сервантесе", посвящён Менару, а не Сервантесу. О существовании Сервантеса я узнал только из послесловия Борхеса к роману Менара, и сам упомянул его лишь в постскриптуме, одной единственной фразой, в которой априори высказал утверждение о его прямой или косвенной причастности ко всем грехам Менара. Обрушиваясь на эту мою фразу и при этом ни слова не говоря о Менаре и о деструктивных последствиях его творчества, Дорошенко последовательно придерживается двойного стандарта. И это уже не случай - это почерк.
Зачем Дорошенко высказывает предположения о том, что в "Дон Кихота" Сервантес, возможно, не вкладывал тех кощунственных смыслов, которые черпает читатель из романа Пьера Менара, если сам Менар прямым текстом говорит, что он, Менар, их туда безусловно вкладывал? Он что, читал только сервантесовского "Дон Кихота", а не менаровского? Нет, кажется, читал. Тогда почему же продолжает говорить о Сервантесе?"
И т.д., и т.п... Кто прочёл "Случай Дорошенко", не даст соврать, что я практически не утрирую. Логика автора именно такова.
"Понять другого, - высказывает предположение Юрий Иосифович, - мешает не столько трезвая голова, сколько само нежелание понимать другого, если ты его уже так удобно "спозиционировал", чтобы было красивее врезать стилем". Уже установив в качестве скринсейвера Великий канон Андрея Критского, признаю, что за мною такой грех водится. И даже допускаю, что и в данном случае он имел место быть (с поправкой на недоразумение, которое я попытался объяснить). Но очевидно, что и Малецкий платит мне взаимностью.
Неужели глючит не только e-mail и ЖЖ-шный приват, но и человеческая коммуникаторика? Так что без похода в ближайший магазин действительно не прийти ко взаимопониманию?
Крайне бы этого не хотелось.
Об ином
я стёр Ваш пост, т.к. ссылка не работала. Потом я нашёл текст, на который Вы ссылались, но, думаю, есть смысл адресовать человека, спрашивающего о книге, именно к первоисточнике - к Хорни. Что я и сделал.
Счастливого поста!
С уважением
с.я.к.
no subject
no subject
Мне тоже порой приходися объяснять, что я не киевский резчик по кости. А уж как от моей супруги её полная тёзка настрадалась (http://helga-brileva.livejournal.com/42854.html) ещё до их знакомства...