Собственно говоря...
2013-11-15 14:05...иудейско-христианскую традицию (по крайней мере, аутентичную, так сказать, "хинаяну") светское религиоведение должно бы рассматривать в парадигме деконструкции и постмодернизма. Иначе не получается. Кажется, нет никаких проблем включить христианские ценности в общую типологию, но это обманчивое внешнее сходство, за которым стоит месседж отрицания якобы усвоенных традиционных языческих ценностей.
И Шестоднев на поверху оказывается пародией на языческие космогонии, депоэтизацией мифа, где вместо генеалогии - техпроцесс, где солнце и луна, универсальные божества, даже не названы по именам, заменённым уничижительным "светильники", где почивший Единый Бог не устраняется от мира, а призывает его в Свой покой.
И ветхозаветный культ с позиций "традиционных ценностей" выглядит едва ли не стёбом, тянущим по нынешним временам на "двушечку": универсальное место Святыни, позволяющей жрецам контактировать с божеством, занимают спрятанные в ковчеге Условия Завета, а в эпоху Второго храма так и вообще апофатическая пустота.
Концепты служения Богу и жертвоприношения оказываются усвоенными лишь для того, чтобы быть вывернутыми наизнанку по принципу "карнавальной культуры": Сын Человеческий, пришедший не для того, чтобы Ему служили, но чтобы послужить, Бог, приносящий Самого Себя в единственную истинную жертву.
Причём все эти парадоксы и инверсии, казалось бы, на практике отторгаются религиозным сознанием, наличное христианство (как и иудаизм) во всех своих исторических реализациях мало отличается от нормального язычества, легко укладывающегося в религиоведческие категории. Но такое "развитие" почему-то упорно не принимается теорией, по-прежнему определяющей его как упадок и отход от истинной сути Завета.
Потому-то у аутентичного христианства гораздо больше общей почвы с атеизмом, чем с язычеством (включая "честный агностицизм") - благодаря категорическому неприятию тем и другим всякой идолатрии, поклонения собственным образам и представлениям о Боге.
Но и с историческим язычеством больше точек соприкосновения, чем с язычеством христианизированным, "широким путём", не создающим проблем религиоведам, основанным на традиционном и общечеловеческом "я Тебе - Ты мне". Честное язычество не сочетает несовместимое, не создаёт химеры из Евангелия и религии. А значит, способно осмыслить разницу между тем и другим.
И Шестоднев на поверху оказывается пародией на языческие космогонии, депоэтизацией мифа, где вместо генеалогии - техпроцесс, где солнце и луна, универсальные божества, даже не названы по именам, заменённым уничижительным "светильники", где почивший Единый Бог не устраняется от мира, а призывает его в Свой покой.
И ветхозаветный культ с позиций "традиционных ценностей" выглядит едва ли не стёбом, тянущим по нынешним временам на "двушечку": универсальное место Святыни, позволяющей жрецам контактировать с божеством, занимают спрятанные в ковчеге Условия Завета, а в эпоху Второго храма так и вообще апофатическая пустота.
Концепты служения Богу и жертвоприношения оказываются усвоенными лишь для того, чтобы быть вывернутыми наизнанку по принципу "карнавальной культуры": Сын Человеческий, пришедший не для того, чтобы Ему служили, но чтобы послужить, Бог, приносящий Самого Себя в единственную истинную жертву.
Причём все эти парадоксы и инверсии, казалось бы, на практике отторгаются религиозным сознанием, наличное христианство (как и иудаизм) во всех своих исторических реализациях мало отличается от нормального язычества, легко укладывающегося в религиоведческие категории. Но такое "развитие" почему-то упорно не принимается теорией, по-прежнему определяющей его как упадок и отход от истинной сути Завета.
Потому-то у аутентичного христианства гораздо больше общей почвы с атеизмом, чем с язычеством (включая "честный агностицизм") - благодаря категорическому неприятию тем и другим всякой идолатрии, поклонения собственным образам и представлениям о Боге.
Но и с историческим язычеством больше точек соприкосновения, чем с язычеством христианизированным, "широким путём", не создающим проблем религиоведам, основанным на традиционном и общечеловеческом "я Тебе - Ты мне". Честное язычество не сочетает несовместимое, не создаёт химеры из Евангелия и религии. А значит, способно осмыслить разницу между тем и другим.