Шаргуновская
«Евангелизация» мира и «культурная революция» в Церкви - вещь, безусловно, партийная и программная (в преддверии Архиерейского собора). Помимо маоистской "культурной революции" читателя с первых же строк пужают однозначно одиозными для целевой аудитории статьи "перестройкой" и "оранжевой революцией", в одном ряду с которыми по прихоти отца Александра оказалось библейское выражение "евангелизация мира" (Мк.16:15). Разбирать многочисленные передёргивания и просто фактические неточности, которыми пестрит статья и которые напрочь уничтожают содержащиеся в ней крупицы здравого смысла - занятие нудное и неблагодарное. А вот два характерных момента хотелось бы отметить.
1. Занимающая половину статьи критика католических богослужебных реформ после Второго Ватиканского собора, вполне закономерная у автора предисловия к русскому переводу книги Марселя Лефевра, перед которым он всячески расшаркивается, но более чем странная для ревнителя православия. Я в своё время
тщетно пытался выяснить, что такого криминального с
православных позиций можно узреть в критикуемых не только лефевристами или доморощенными псевдотрадиционалистами с Зажлобника, но и (вполголоса) самим Папой Ратци "инновациях" Novus Ordo, которые все до единой взяты из восточного обряда? Что именно из "миссионерских нововведений Второго Ватиканского Собора" помимо пригрезившихся автору "девиц в джинсах, раздающих облатки под рок-музыку" является по его мнению данью секуляризму и смещения акцентов на человеческое? То ли самое, что критикуют католические "традиционалисты": использование национальных языков, фактический отказ от "тихих месс" и "месс без народа", введение ектении (молитвы верных) после чтения и проповеди, толкование мессы прежде всего как брачной Вечере Агнца, а не повторения (?) Его жертвы (вследствии чего престол, по византийскому образцу, сместился от стены в центр пресвитериума), подчёркивание современным литургическим богословием тайносовершительного значения эпиклезиса, явное призывание Святого Духа на дары во II-IV Евхаристических молитвах, сами эти молитвы, в значительной мере основанные на восточных образцах, само сосуществование разных евхаристических канонов (как Василия Великого и Иоанна Златоустого в византийском обряде), смещение "целования мира" на более ранний момент (до преломления, а движению неокатехумената разрешно и до Евхаристического канона), разрешение, а в некоторых случаях и предписание причащать под двумя видами (причём не преждеосвященными облатками из дарохранительницы, как это повсеместно практиковалось ранее), наконец, православные иконы в западноевропейских храмах?... И к чему разговоры о "резком сокращении практикующих католиков" после Собора, если без его реформ оно, в условиях неизбежной деклерикализации общества сократилось бы ещё резче - и уж точно не случилось бы действительно резкого роста в странах третьего мира. Или для кого-то секрет, что ватиканские подвижки в сторону возможностей служить дореформенную мессу были приняты в РПЦ на "ура" именно из-за тайной надежды, что из-за экстраординарной она постепенно станет повсеместной, и, как следствие, прекратится отток россиян в римо-католики - потому что миссионерский потенциал православной литургии несомненно намного выше, чем Тридентины (в отношении которой г-жа Шестакова
не так уж и погрешила против истины насчёт неучастия народа в богослужении)?
( Read more... )Отсюда вопрос № 1: можно ли верить в ревность о православии человека, столь пренебрежительно относящегося к православным традициям? Или перечислющего через запятую такие разнородные и разной степени авторитетности тексты, как богослужения Страстной и Светлой седмицы, молитвы ко святому Причащению ("модернистски" сокращённые боле чем в два раза по сравнению со старообрядческими), Утренние наши и на Сон грядущим молитвы (сборник малопонятного происхождения, первоначально представлявший собой дополнение к "модернистски" упразднённым келейным чтениям Полунощницы и Повечерия), Акафист Иисусу Сладчайшему, Пресвятой Богородице и святителю Николаю ("традиции" и Уставу известна только Неседальная песнь Пресвятой Богородице как имя собственное, акафисты как жанр - "модернизм" и "обновленчество"). Если сегодняшнее обновленчество зло, то чем лучше вчерашнее? Или Евангелие, по которому служит отец Александр, не содержит многочисленных глосс с рекомендуемыми заменами текста - а если содержит, то на кого расчитано его пафосное "кто дерзнет изменить в них хотя бы одно слово"? Или в молитвословах его прихожан не написано "внезапно Судия приидет" вместо "напрасно" (или хотя бы "внезапу")?
2. Не менее загадочная фраза: "Если будет осуществлен перевод литургии на наш нынешний русский разговорный язык, то это даст толчок церковным и этноцерковным разделениям: найдутся желающие осуществить перевод на белорусский язык и украинскую мову". Умолчу о бредовости предваряющего тезиса насчёт "единой русской нации, в которую входят три народности: великороссы, малороссы и белороссы" - это те же сферические кони с квадратными тестикулами. Но дерзая что-то писать на эту тему, можно бы и знать, что богослужения на украинском языке регулярно совершались в "липковской" УАПЦ с 1921 года и до её разгрома, что с конца Второй мировой войны на нём непрерывно служат в православных церквах украинской диаспоры (а под их влиянием - и у греко-католиков), что сейчас на нём служат не только неканонические юрисдикции и украинские церкви Константинопольского патриархата, но местами и в УПЦ МП (
в одной только Волынской области около 80-ти)... Хотя меня больше интересует, почему белорусский "язык", но украинская "мова"? "Мова" - это язык (средство общения) как по-украински, так и по-белоруски, а вот в русском языке такого слова нет (не путать с этимологически родственной, но не совпадающей по семантическим гнёздам "молвой", а также "мовОй", где хрюкочат зелюки и прочие мюмзеги).
Отсюда вопрос № 2: можно ли принимать во внимание мнение о русском языке в богослужении человека, который не владеет не только вопросом, но и русским языком?