По данной проблематике за пару месяцев написано столько много и преимущественно такого смешного и наивного, что самое разумное на данном этапе - не участвовать и не комментировать, а благодарить Бога за дивные пути Его, которыми достигается брожение общественной мысли там, где, казалось, всё было намертво зацементировано.
Но вот ещё в конце марта о. Фёдор Людоговский (![[profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
ludenhoff) тезисно и ёмко раскрыл самую суть. Отец Фёдор находится на том интересном пути, к которому принято цеплять модный ярлык "расцерковление" - на самом же деле это процесс постижения надконфессиональной и метадогматической природы Церкви Христовой, тайны действия Её в мире сем как раскрытия века грядущего. Из такой позиции видишь важные вещи в правильном ракурсе и находишь правильные слова для их выражения ))
Я обещал написать о не магической, "альтернативной" евхаристии. Но если я сейчас примусь писать богословский трактат, то это будет смешное и жалкое зрелище, потому что я ну совсем не богослов. Поэтому привяжу свои рассуждения к конкретному поводу — служению литургии онлайн.
Начнем с того, что мы имеем в наличии: священники служат литургию за закрытыми дверьми, миряне смотрят ее по интернету (или по телевизору). При этом священники причащаются, а миряне нет. То есть здесь мы имеем в новых декорациях довольно стандартную ситуацию (о которой я в свое время довольно много писал): человек молится "за литургией", но не причащается. Только теперь такой молитвенник находится не в храме, а у себя дома.
ОК. Если человек именно этого хотел, то и прекрасно. А если он всё же хочет причаститься?
И тут многие вспоминают о так называемом духовном причастии. Наверное, у этого понятия есть глубокие корни и глубокомысленные обоснования, но для меня это выглядит так: по техническим причинам (как сейчас) или в результате (не)праведного отлучения (как некто негде) я не могу причащаться физически; однако я могу причащаться духовно -- в собственном уме, сердце и т. д. То есть лжицу мне в рот никто не положил, но я всё равно как бы причастился.
Ладно, если кого-то устраивает такой вариант — очень хорошо. Но устраивает он явно не всех.
Тогда мы идем дальше. Тут уже речь идет о виртуальной литургии. А именно: священник у себя дома (либо, как сейчас, в храме) совершает литургию, а миряне сидят по домам. Каждый ставит перед экраном хлеб и вино. Правильно поставленный священник читает правильные слова — и вот, у каждого из участников литургии совершается евхаристическое чудо, каждый может отдельно (и, вместе с тем, в единстве с другими) причаститься, как если бы он был на литургии в храме.
Здесь мы видим некое новаторство (оказывается, для Бога и для верных расстояния не важны, экран не помеха, современные средства коммуникации вполне могут быть задействованы и адаптированы для нужд христиан).
И всё же в этой картине нетрудно заметить инерцию мысли. В новом антураже -- всё то же прежнее магическое мышление. Нам по-прежнему нужен иерей (йиэреус = жрец), который произнесет правильные слова. И нам нужна особая пища, которая — нам это важно — должна претвориться в тело нашего Бога.
А может, посмотреть на всё это с другого бока?
Тело Христово — это не только евхаристический хлеб. Телом Христовым, как мы все помним, апостол Павел именует Церковь. И мы легко соглашаемся с тем, что это метафора. Никто не пытается отрезать голову у отца Иоанна, приладить ее к туловищу Василия Петровича, позаимствовать руки у Маши, а ноги — у Кати. Ведь нет такой идеи, нет такой задачи? Нет, ничего такого нет. Мы прекрасно владеем языком символов и метафор, мы осознаем, что мы, христиане, сохраняя свои собственные головы, руки и ноги, вместе с тем образуем богочеловеческий организм, участвуем в единении Творца и творения.
И если так, то почему же нам так важна эта чудодейственная составляющая евхаристии? Почему христиане на протяжении многих веков наделяют особым статусом хлеб и вино, которые они приносят в своем собрании Богу? Собрание верных — это и есть богочеловеческое тело. И хлеб и вино -- это видимое, вещественное выражение взаимной любви христиан. Если христиане — единое тело, то и хлеб с вином тоже становятся богочеловеческим телом и кровью. А если в нас нет единства, нет любви, если нас ничего не объединяет, кроме древнего ритуала, — неужто тогда что-то изменят слова, произносимые жрецом?
И если мы вернемся к онлайн-литургии, то мне видится, что главное здесь — не поставить перед экраном свой стаканчик с вином. (Вот смеялись же все над Чумаком, заряжавшим воду тридцать лет назад, да?) А главное -- это то, что христиане, преодолев расстояние, преодолев разного рода технические трудности и собственные немощи, собрались вместе. И вот то, что они собрались, — само по себе уже таинство и благо. И совсем не обязательно, чтобы один из них был профессиональным жрецом. И не в том суть, чтобы прочесть определенные слова из правильной книги. И не так важно, что именно будет стоять у них на столах. А важен сам факт собрания и единства в любви (что бы ни означало это изрядно затасканное слово).
Да, я понимаю, что картина, изображенная в последнем абзаце, для кого-то размывает все границы. Что ж, отчасти так оно и есть. Те границы, которые мы тщательно прорисовывали в течение веков, — они бледнеют у нас на глазах, тают в прямом эфире. И вдруг оказывается, что тебе ближе и роднее не бородатый мужик с сальными волосами, с которым ты четверть века ходишь в один храм, а католик, или лютеранин, или адвентист на другой стороне земного шара. (А бородатый мужик, в свою очередь, тоже найдет себе единомышленников и сомолитвенников через интернет. И пусть им тоже будет хорошо.)
И, может быть, мы доживем до того времени (да мы, собственно, уже и дожили до него), когда представители разных религий и внерелигиозных мировоззрений смогут собраться за одним столом и преломить один хлеб. Потому что у нас один Бог, и этот Бог сотворил весь этот мир, и мы все носим одну и ту же ДНК и произошли из одной и той же звёздной пыли. Нам нечего делить. Мы все — дети Божьи, дети того, кто сказал нам: "Вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы".
Но вот ещё в конце марта о. Фёдор Людоговский (
ludenhoff) тезисно и ёмко раскрыл самую суть. Отец Фёдор находится на том интересном пути, к которому принято цеплять модный ярлык "расцерковление" - на самом же деле это процесс постижения надконфессиональной и метадогматической природы Церкви Христовой, тайны действия Её в мире сем как раскрытия века грядущего. Из такой позиции видишь важные вещи в правильном ракурсе и находишь правильные слова для их выражения ))Я обещал написать о не магической, "альтернативной" евхаристии. Но если я сейчас примусь писать богословский трактат, то это будет смешное и жалкое зрелище, потому что я ну совсем не богослов. Поэтому привяжу свои рассуждения к конкретному поводу — служению литургии онлайн.
Начнем с того, что мы имеем в наличии: священники служат литургию за закрытыми дверьми, миряне смотрят ее по интернету (или по телевизору). При этом священники причащаются, а миряне нет. То есть здесь мы имеем в новых декорациях довольно стандартную ситуацию (о которой я в свое время довольно много писал): человек молится "за литургией", но не причащается. Только теперь такой молитвенник находится не в храме, а у себя дома.
ОК. Если человек именно этого хотел, то и прекрасно. А если он всё же хочет причаститься?
И тут многие вспоминают о так называемом духовном причастии. Наверное, у этого понятия есть глубокие корни и глубокомысленные обоснования, но для меня это выглядит так: по техническим причинам (как сейчас) или в результате (не)праведного отлучения (как некто негде) я не могу причащаться физически; однако я могу причащаться духовно -- в собственном уме, сердце и т. д. То есть лжицу мне в рот никто не положил, но я всё равно как бы причастился.
Ладно, если кого-то устраивает такой вариант — очень хорошо. Но устраивает он явно не всех.
Тогда мы идем дальше. Тут уже речь идет о виртуальной литургии. А именно: священник у себя дома (либо, как сейчас, в храме) совершает литургию, а миряне сидят по домам. Каждый ставит перед экраном хлеб и вино. Правильно поставленный священник читает правильные слова — и вот, у каждого из участников литургии совершается евхаристическое чудо, каждый может отдельно (и, вместе с тем, в единстве с другими) причаститься, как если бы он был на литургии в храме.
Здесь мы видим некое новаторство (оказывается, для Бога и для верных расстояния не важны, экран не помеха, современные средства коммуникации вполне могут быть задействованы и адаптированы для нужд христиан).
И всё же в этой картине нетрудно заметить инерцию мысли. В новом антураже -- всё то же прежнее магическое мышление. Нам по-прежнему нужен иерей (йиэреус = жрец), который произнесет правильные слова. И нам нужна особая пища, которая — нам это важно — должна претвориться в тело нашего Бога.
А может, посмотреть на всё это с другого бока?
Тело Христово — это не только евхаристический хлеб. Телом Христовым, как мы все помним, апостол Павел именует Церковь. И мы легко соглашаемся с тем, что это метафора. Никто не пытается отрезать голову у отца Иоанна, приладить ее к туловищу Василия Петровича, позаимствовать руки у Маши, а ноги — у Кати. Ведь нет такой идеи, нет такой задачи? Нет, ничего такого нет. Мы прекрасно владеем языком символов и метафор, мы осознаем, что мы, христиане, сохраняя свои собственные головы, руки и ноги, вместе с тем образуем богочеловеческий организм, участвуем в единении Творца и творения.
И если так, то почему же нам так важна эта чудодейственная составляющая евхаристии? Почему христиане на протяжении многих веков наделяют особым статусом хлеб и вино, которые они приносят в своем собрании Богу? Собрание верных — это и есть богочеловеческое тело. И хлеб и вино -- это видимое, вещественное выражение взаимной любви христиан. Если христиане — единое тело, то и хлеб с вином тоже становятся богочеловеческим телом и кровью. А если в нас нет единства, нет любви, если нас ничего не объединяет, кроме древнего ритуала, — неужто тогда что-то изменят слова, произносимые жрецом?
И если мы вернемся к онлайн-литургии, то мне видится, что главное здесь — не поставить перед экраном свой стаканчик с вином. (Вот смеялись же все над Чумаком, заряжавшим воду тридцать лет назад, да?) А главное -- это то, что христиане, преодолев расстояние, преодолев разного рода технические трудности и собственные немощи, собрались вместе. И вот то, что они собрались, — само по себе уже таинство и благо. И совсем не обязательно, чтобы один из них был профессиональным жрецом. И не в том суть, чтобы прочесть определенные слова из правильной книги. И не так важно, что именно будет стоять у них на столах. А важен сам факт собрания и единства в любви (что бы ни означало это изрядно затасканное слово).
Да, я понимаю, что картина, изображенная в последнем абзаце, для кого-то размывает все границы. Что ж, отчасти так оно и есть. Те границы, которые мы тщательно прорисовывали в течение веков, — они бледнеют у нас на глазах, тают в прямом эфире. И вдруг оказывается, что тебе ближе и роднее не бородатый мужик с сальными волосами, с которым ты четверть века ходишь в один храм, а католик, или лютеранин, или адвентист на другой стороне земного шара. (А бородатый мужик, в свою очередь, тоже найдет себе единомышленников и сомолитвенников через интернет. И пусть им тоже будет хорошо.)
И, может быть, мы доживем до того времени (да мы, собственно, уже и дожили до него), когда представители разных религий и внерелигиозных мировоззрений смогут собраться за одним столом и преломить один хлеб. Потому что у нас один Бог, и этот Бог сотворил весь этот мир, и мы все носим одну и ту же ДНК и произошли из одной и той же звёздной пыли. Нам нечего делить. Мы все — дети Божьи, дети того, кто сказал нам: "Вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы".
![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif){kind=small}
Не сильно акцентируется тот факт, что к 87-му году EOC уже вовсю служила по византийскому обряду и имела 19 "епископов", управляющих епархиями (большинство, подозреваю, состояли из одного прихода), 14 из которых присоединилось к православию (разумеется, не в "сущем сане"). Вопросом апостольского преемства, похоже, не заморачивались - во всяком, случае, раздел From our Bishops хранит на сей счёт глухое молчание (хотя на сайтах многочисленных мелких новодельных юрисдикций это общее место), упоминается лишь, что Джерольд Гиледж, женатый первоиерарх со скрижалями, пришитыми вместо мантии на странный балахон по мотивам хабитов западных орденов, был ординирован на пасторство братскими меннонитами. Видимо, вопрос епископата решался так же, как "Всеукраинским собором духовенства и мирян" в 1921 году - что, в итоге, и вызывало неудовлетворённость наличным положением дел, стремление быть православными, а не играть в них.
...маковку на ротонде разобрали чуть более, чем наполовину.
Но почему мне все эти половецкие пляски перед колоннами с образами русских святых выглядят где-то в одной весовой категории с пуськами бятыми? В конце концов, если зал изначально планировался как коммерческое помещение многофункционального назначения, сдаваемое в аренду кому угодно, можно было бы предусмотреть драпировку всех сакральных изображений, как для мозаики Пятидесятницы на сцене?
Тот самый Розенбом
Небесный Престол уже уготован, слуги ждут пришествия, чертог брачный возведён, трапеза приготовлена, обитель жизни вечной украшена, нетленные сокровища явлены и Царство Небес, приготовленное от создания мира, уже открыто.
Самый южный и самый маленький из островов Тувалу, девятый лишний (само название страны означает "архипелаг из восьми"), достаточно удалённый от соседей. С середины 20-го века, когда его слегка подчистили от ценного гуано, заселён. Население - три-четыре десятка человек. При этом имеется церковь - что, впрочем, естественно для страны, 91% которой (то бишь около дести тысяч человек) являются прихожанами местной конгрегационалистской церкви (водятся также компактно проживающие группы адвентистов и бахаи).
3 жовтня 2011 року парафії Святого Апостола Андрія Первозваного м. Донецька Донецько-Харківського Екзархату УГКЦ відмовлено в оренді церкви на території колишнього Державного університету інформатики і штучного інтелекту.
