(no subject)
2004-06-01 06:33![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Круг церковного года по Пятидесятнице открывается чтением Послания к Римлянам и Нагорной проповеди по Матфею. Парадоксально, но факт: на практике для многих христиан и целых богословских систем одно часто противопоставляется другому и что-то оказывается вынесенным за скобки. Кто-то шарахается от провозглашённой Апостолом "праведности Божией от веры в веру" как от зерна "протестантской ереси", а уязвлённое самолюбие по-пелагиански восстаёт против неутешительного диагноза: "Нет праведного ни одного" (Рим. 3:10-18). Для кого-то же конкретный императив Христовых заповедей (Мф. 5:19) априори представляется чем-то принципиально невыполнимым, а потому не заслуживающим практического внимания... Коррумпированное, разрушенное грехом и расколотое в себе самом сознание разводит и противопоставляет то, что изначально составляет неразрывную целостность. Не взирая на эти потуги плотского ума, Церковь уже во вторник Троичной седмицы (литургически - первые дни в Духе Святом) провозглашает целое ("кафоличное") Благовествование: "праведный верою жив будет" и "если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?". Здесь нет никаких "антиномий": одно вполне закономерно проистекает из другого и в другом находит своё исполнение. Иначе - суррогат, будь то безблагодатное толстовское совершенствование "по пятой главе Матфея" или юридически препарированная выжимка из Послания к Римлянам... Поняв это, мы не без удивления обнаруживаем, что ключевые слова первых глав Павлового Послания, оказывается, "Бог... воздаст каждому по делам его: тем, которые постоянством в добром деле ищут славы, чести и бессмертия, - жизнь вечную", а кульминация Нагорной проповеди: "Просите и дастъ ся вамъ, iщjьте и обрящете, тлъцjьте и отвръзетъ ся вам" (не могу отказать себе в удовольствии процитировать по Мариинскому Евангелию, в той редакции, в которой в далёком 86-м эти слова впервые коснулись меня, первокурсника филфака - и зацепили. Похоже, что навсегда).
Провозглашаемые в этот день, заповеди блаженства подготавливают адекватное восприятие их в качестве входного антифона на каждой воскресной Литургии, затруднённое аберративным пониманием чинопоследования Литургии как (Господи, прости!) инсценировки евангельских событий (того самого "просто воспоминания", за которое мы так любим предъявлять счёт протестантам!). Проблема даже не в том, что, по словам протопр. А. Шмемана, "такого рода "символизм" очень часто оказывается произвольным, искусственным (так вход на Литургии превращается в символ "выхода")". Выхолащивается самая суть: одно дело - вхождение во святилище, требующее максимальной собранности (соборности, если хотите), требующее усилия воли - и даже усилия предельного, когда воля наша совершает тот максимум, на который она способна: истончиться, уступая место воле Божией. И совсем иное - отождествлять себя с толпами (οχλοι), слушающими Спасителя, "дивящимися учению Его"... и остающимися такими, какими были!
Между прочим, некогда В.Гисбрук, обосновывая необходимость литургической реформы "сверху", вопрошал: "Предположим, приходской священник хочет привести своих прихожан к действительному пониманию значеиня "малого входа" - предмета, о котором о. Александр Шмеман так проницательно и поучительно писал... Как же он (священник) может это сделать, не указывая на недостатки современной формы "малого входа" - не "осуждая их во имя литургической чистоты"? Как он может это сделать, не осознав и не призывая других осознать тот факт, что историческое развитие привело к такому затемнению дуч orandi, что теперь он почти не различим?" Отец Александр на этот конкретный пример тогда не ответил... А мне в неразумии моём ответ кажется лежащим на поверхности: для начала надо бы не опускать, как это ныне повсеместно делается, положенные на блаженнах тропари! В них истинный смысл "малого входа" вполне чётко и доступно раскрывается на вербальном уровне, а предваряющие блаженства слова разбойника на кресте (Лк.23:42) перестают восприниматься как композиционный выверт, с трудом вписывающийся в "символику" литургии оглашенных (а чем ещё могут они быть в "инсценировочной" парадигме?!): снова и снова лейтмотивом повторяемые в каждом тропаре, они становятся нашим естественным и ожидаемым ответом на многократно провозглашаемые блаженства - многоразличные плоды Святого Духа. Прагматика самого антифона оказывается созвучной псалмам 14, 23 и другим, тоже, по-видимому, служишими входными гимнами в Иерусалимский храм. И смысл Божественной Литургии начинает открываться на основании самой Литургии и Священного Писания, а не картинок в "Законе Божием". Даже вопреки "ущербности современных форм"...
Впрочем, не является ли следование Уставу реформой и "неообновленчеством"? По мнению некоторых современных "ревнителей", является [даже не знаю, какой здесь смайлик поставить! Посему не ставлю никакого...]
Провозглашаемые в этот день, заповеди блаженства подготавливают адекватное восприятие их в качестве входного антифона на каждой воскресной Литургии, затруднённое аберративным пониманием чинопоследования Литургии как (Господи, прости!) инсценировки евангельских событий (того самого "просто воспоминания", за которое мы так любим предъявлять счёт протестантам!). Проблема даже не в том, что, по словам протопр. А. Шмемана, "такого рода "символизм" очень часто оказывается произвольным, искусственным (так вход на Литургии превращается в символ "выхода")". Выхолащивается самая суть: одно дело - вхождение во святилище, требующее максимальной собранности (соборности, если хотите), требующее усилия воли - и даже усилия предельного, когда воля наша совершает тот максимум, на который она способна: истончиться, уступая место воле Божией. И совсем иное - отождествлять себя с толпами (οχλοι), слушающими Спасителя, "дивящимися учению Его"... и остающимися такими, какими были!
Между прочим, некогда В.Гисбрук, обосновывая необходимость литургической реформы "сверху", вопрошал: "Предположим, приходской священник хочет привести своих прихожан к действительному пониманию значеиня "малого входа" - предмета, о котором о. Александр Шмеман так проницательно и поучительно писал... Как же он (священник) может это сделать, не указывая на недостатки современной формы "малого входа" - не "осуждая их во имя литургической чистоты"? Как он может это сделать, не осознав и не призывая других осознать тот факт, что историческое развитие привело к такому затемнению дуч orandi, что теперь он почти не различим?" Отец Александр на этот конкретный пример тогда не ответил... А мне в неразумии моём ответ кажется лежащим на поверхности: для начала надо бы не опускать, как это ныне повсеместно делается, положенные на блаженнах тропари! В них истинный смысл "малого входа" вполне чётко и доступно раскрывается на вербальном уровне, а предваряющие блаженства слова разбойника на кресте (Лк.23:42) перестают восприниматься как композиционный выверт, с трудом вписывающийся в "символику" литургии оглашенных (а чем ещё могут они быть в "инсценировочной" парадигме?!): снова и снова лейтмотивом повторяемые в каждом тропаре, они становятся нашим естественным и ожидаемым ответом на многократно провозглашаемые блаженства - многоразличные плоды Святого Духа. Прагматика самого антифона оказывается созвучной псалмам 14, 23 и другим, тоже, по-видимому, служишими входными гимнами в Иерусалимский храм. И смысл Божественной Литургии начинает открываться на основании самой Литургии и Священного Писания, а не картинок в "Законе Божием". Даже вопреки "ущербности современных форм"...
Впрочем, не является ли следование Уставу реформой и "неообновленчеством"? По мнению некоторых современных "ревнителей", является [даже не знаю, какой здесь смайлик поставить! Посему не ставлю никакого...]